В мире литературы, где каждая книга ищет диалог с читателем, встречаются работы, которые, увы, не становятся для нас значимым открытием.
Редакция с вниманием изучила ряд недавних изданий, но некоторые из них — при всем уважении к труду авторов — не оправдали ожиданий глубиной идеи, оригинальностью формы или эмоциональной убедительностью.
Редакция с вниманием изучила ряд недавних изданий, но некоторые из них — при всем уважении к труду авторов — не оправдали ожиданий глубиной идеи, оригинальностью формы или эмоциональной убедительностью.
«Когната» Алексея Сальникова: между экспериментом и шаблоном
Алексей Сальников, автор культовых «Петровых в гриппе», в 2024 году представил читателям фэнтезийный сериал «Когната» — историю о сотруднике госбезопасности Константине Константиновиче и драконьей аристократке Когнате, чья миссия должна сохранить хрупкий мир между людьми и драконами. Несмотря на амбициозный замысел, книга вызывает противоречивые чувства.
С одной стороны, Сальников сохраняет фирменный стиль: ироничные диалоги, абсурдистский юмор и «бытовую» фантастику, где магия переплетается с бюрократией. Однако сюжетная конструкция оказывается шаткой. Читатели отмечают, что мир Зеркала — пограничной зоны между мирами — прописан поверхностно, а конфликт людей и драконов сводится к клишированному противостоянию «порядок vs. хаос». Даже главные герои, несмотря на попытки автора добавить им глубины (Константин — ветеран с травмами, Когната — юная бунтарка), остаются схематичными. Их взаимодействие напоминает калейдоскоп отсылок: от «Там, где нас нет» Успенского до «Голодных игр».
Эксперимент с форматом книжного сериала, где эпизоды выходили еженедельно, тоже сыграл против текста. Динамика серийного повествования привела к фрагментарности: некоторые главы кажутся «набросками», а ключевые сцены (например, финальная битва) проходятся по касательной. Сам Сальников признает, что печатная версия — это расширенный вариант, но ощущение незавершенности остается.
В итоге «Когната» напоминает гибрид авторского почерка и коммерческого фэнтези. Если «Петровы…» балансировали на грани абсурда и философии, здесь баланс сместился в сторону развлекательности — но без должной оригинальности. Для поклонников Сальникова роман может стать любопытным экспериментом, однако в жанре фэнтези он теряется на фоне более смелых работ.
С одной стороны, Сальников сохраняет фирменный стиль: ироничные диалоги, абсурдистский юмор и «бытовую» фантастику, где магия переплетается с бюрократией. Однако сюжетная конструкция оказывается шаткой. Читатели отмечают, что мир Зеркала — пограничной зоны между мирами — прописан поверхностно, а конфликт людей и драконов сводится к клишированному противостоянию «порядок vs. хаос». Даже главные герои, несмотря на попытки автора добавить им глубины (Константин — ветеран с травмами, Когната — юная бунтарка), остаются схематичными. Их взаимодействие напоминает калейдоскоп отсылок: от «Там, где нас нет» Успенского до «Голодных игр».
Эксперимент с форматом книжного сериала, где эпизоды выходили еженедельно, тоже сыграл против текста. Динамика серийного повествования привела к фрагментарности: некоторые главы кажутся «набросками», а ключевые сцены (например, финальная битва) проходятся по касательной. Сам Сальников признает, что печатная версия — это расширенный вариант, но ощущение незавершенности остается.
В итоге «Когната» напоминает гибрид авторского почерка и коммерческого фэнтези. Если «Петровы…» балансировали на грани абсурда и философии, здесь баланс сместился в сторону развлекательности — но без должной оригинальности. Для поклонников Сальникова роман может стать любопытным экспериментом, однако в жанре фэнтези он теряется на фоне более смелых работ.
«Тоннель» Яны Вагнер: между клаустрофобией и клише
Роман Яны Вагнер «Тоннель» погружает читателя в мрачные лабиринты московского метро, превратившегося в убежище для горстки выживших после апокалипсиса. Через дневник главной героини Хельги автор исследует не столько внешние ужасы катастрофы, сколько внутреннюю деградацию человека в условиях изоляции. Вагнер мастерски создает атмосферу нарастающего безумия: сырость тоннелей, шепот паранойи, этика, разъеденная голодом, — все это держит в напряжении. Дневниковый формат усиливает эффект достоверности, превращая читателя в соучастника событий.
Однако за яркой оболочкой скрываются проблемы. Сеттинг постапокалипсиса в метро, популяризированный «Метро 2033», здесь не обретает новизны. Вторичность идеи компенсируется лишь частично — глубокой проработкой Хельги, чья трансформация из рациональной журналистки в человека, одержимого мистическими видениями, впечатляет. Но остальные персонажи остаются статичными масками: их мотивы расплывчаты, диалоги схематичны. Сюжет, балансирующий между реализмом и аллегорией, временами теряет ритм, утопая в повторах и излишней детализации быта.
«Тоннель» актуален как исследование коллективной травмы (недаром проводятся параллели с пандемийной изоляцией), но нехватка оригинальности и неоднородность повествования оставляют двойственное впечатление. Книга заслуживает внимания ценителей психологического напряжения, но в жанре постапокалипсиса она скорее повторяет тропы, чем переосмысляет их.
Однако за яркой оболочкой скрываются проблемы. Сеттинг постапокалипсиса в метро, популяризированный «Метро 2033», здесь не обретает новизны. Вторичность идеи компенсируется лишь частично — глубокой проработкой Хельги, чья трансформация из рациональной журналистки в человека, одержимого мистическими видениями, впечатляет. Но остальные персонажи остаются статичными масками: их мотивы расплывчаты, диалоги схематичны. Сюжет, балансирующий между реализмом и аллегорией, временами теряет ритм, утопая в повторах и излишней детализации быта.
«Тоннель» актуален как исследование коллективной травмы (недаром проводятся параллели с пандемийной изоляцией), но нехватка оригинальности и неоднородность повествования оставляют двойственное впечатление. Книга заслуживает внимания ценителей психологического напряжения, но в жанре постапокалипсиса она скорее повторяет тропы, чем переосмысляет их.
«Рассвет жатвы» Сьюзен Коллинз: между наследием и коммерцией
Сьюзен Коллинз, автор культовой серии «Голодные игры», в 2025 году выпустила новый приквел — «Рассвет жатвы», сосредоточившись на молодости Хеймитча Эбернети, будущего наставника Китнисс Эвердин. Однако роман, призванный углубить историю Панема, вызывает противоречивые чувства.
Действие книги разворачивается за 24 года до первой трилогии, во время Второй Квартальной Бойни, где каждый дистрикт отправляет четверых трибутов вместо двух. Несмотря на масштаб (48 участников вместо 24), сюжет повторяет знакомые схемы: жертвоприношение подростков, борьба за выживание и противостояние с Капитолием. При этом, например, сама Жатва — проработана поверхностно, а финал кажется предсказуемым.
Хеймитч, в оригинальной трилогии — саркастичный и травмированный ментор, здесь представлен как 16-летний юноша. Однако его внутренний мир раскрыт слабо: мотивация сводится к желанию «вернуться к семье и любимой», что выглядит упрощенно на фоне сложной психологии героев прошлых книг. Второстепенные персонажи — «девушка-сестра», «букмекер» и «высокомерная соперница» — остаются шаблонными, лишая историю эмоциональной глубины.
Коллинз заявляла, что вдохновлялась идеями Дэвида Юма о пропаганде и контроле над нарративами, но эти темы не находят полноценного развития. Вместо анализа механизмов власти автор ограничивается общими фразами вроде «главные враги — за пределами арены». Даже отсылки к броши с сойкой-пересмешницей, которая позже станет символом революции, выглядят натянутыми, а не органичными.
«Рассвет жатвы» страдает от наследия собственной вселенной. Если ранние книги балансировали между подростковой драмой и социальной сатирой, здесь баланс сместился в сторону безопасной развлекательности. Для фанатов серии роман может стать ностальгическим дополнением, но в рамках жанра он теряется на фоне более амбициозных работ — включая те, что написала сама Коллинз.
Действие книги разворачивается за 24 года до первой трилогии, во время Второй Квартальной Бойни, где каждый дистрикт отправляет четверых трибутов вместо двух. Несмотря на масштаб (48 участников вместо 24), сюжет повторяет знакомые схемы: жертвоприношение подростков, борьба за выживание и противостояние с Капитолием. При этом, например, сама Жатва — проработана поверхностно, а финал кажется предсказуемым.
Хеймитч, в оригинальной трилогии — саркастичный и травмированный ментор, здесь представлен как 16-летний юноша. Однако его внутренний мир раскрыт слабо: мотивация сводится к желанию «вернуться к семье и любимой», что выглядит упрощенно на фоне сложной психологии героев прошлых книг. Второстепенные персонажи — «девушка-сестра», «букмекер» и «высокомерная соперница» — остаются шаблонными, лишая историю эмоциональной глубины.
Коллинз заявляла, что вдохновлялась идеями Дэвида Юма о пропаганде и контроле над нарративами, но эти темы не находят полноценного развития. Вместо анализа механизмов власти автор ограничивается общими фразами вроде «главные враги — за пределами арены». Даже отсылки к броши с сойкой-пересмешницей, которая позже станет символом революции, выглядят натянутыми, а не органичными.
«Рассвет жатвы» страдает от наследия собственной вселенной. Если ранние книги балансировали между подростковой драмой и социальной сатирой, здесь баланс сместился в сторону безопасной развлекательности. Для фанатов серии роман может стать ностальгическим дополнением, но в рамках жанра он теряется на фоне более амбициозных работ — включая те, что написала сама Коллинз.
- Фото обложки: Unsplash